Верь, бойся, проси.

Хочу запустить цикл постов на тему: как работают суеверия и чем за это приходится платить. Такие штуки легко объяснять, если подключать схему cft. Вы увидите, как с помощью неё многое в жизни легко и просто объясняется, и в жизни, действительно, становится меньше чуда, если начать заниматься наукой.

Сегодня, например, хочу рассказать о таком явлении как "психологический вампиризм".
В чем, если коротко, суть явления: при общении с одним человеком, другой человек начинает чувствовать себя опустошенным. Обычно объясняется это тем, что "вампир" выпивает энергию другого человека, лишает его сил жить и радоваться жизни.

Как это можно объяснить "на пальцах".
Давайте посмотрим схему cft. В ней есть три кружка: красный (система угрозы), синий (действие), зеленый (безопасность). Они непрерывно взаимодествуют и взаимовлияют друг на друга. Если у человека раздувается красная область, то у него начинают происходить изменения в синей. Человек, например, может лишиться сил действовать или, наоборот, стать дерганным, суетливым, пытаться выбраться из тревоги, действуя.
При общении двух людей, у одного человека может обнаружится, что ему небезопасно при общении с другим и из-за этого у него может уменьшится синяя зона действия. Он чувствует себя лишенным сил.
Т.е. смотрите на фокус внимания: дело не в том, что кто-то "выпивает" энергию или "поедает" другого, а в том, что рядом с этим человеком другой не чувствует себя в безопасности.
Почему я так настаиваю именно на этой формулировке? Потому что в первом случае, силы уходят, и мы никак не имеем возможности контролировать это изнутри себя. Единственный способ защититься — это что-то сделать с "вампиром".
Второй способ о том, что, хотя наши области и меняются под воздействием общения с другим человеком, окончательное влияние на свою судьбу остается у самого человека. Увеличивая зеленую зону безопасности, можно "сдуть" красную, и вернуться "в ресурс". Это опора. Это понимание, что влияние другого человека на нас имеет свои ограничения. Это отсутствие магии, а значит, возвращение человеку возможности самому влиять на свою жизнь и распоряжаться ею.
Помимо всего прочего, отсутствие магической точки зрения убирает ярлыки, которые можно клеить на людей, что возвращает возможность восстановления контакта, если это обусловлено целями и ценностями человека. Мы начинаем видеть не взаимодействие кого-то активного с кем-то пассивным, а взаимодействие, которое происходит между двумя людьми, у каждого из которых варится внутри котелок с этими тремя кружками.
Итак, что даёт нового, понимание немагической природы "вампиризма"?
1. К человеку возвращается чувство контроля над своей жизнью.
2. Появляется возможность найти те места, которые вызывают увеличение красной, опасной зоны, а значит возможность наладить отношения (если в этом есть цель и ценность). Причем наладить как работая с собственной структурой, так и формируя запросы на сотрудничество с другим человеком.
3. Появляется возможность найти свои "триггерные" точки, которые запускают чувство опасности. Что именно такого делает другой человек при взаимодействии с нами, что наша красная зона увеличивается? А после решать, хочется ли принять такую свою идентичность или ставить себе новые задачи в связи с появившейся информацией?
4. Если нет веры в "вампиризм", то возникают новые объяснения того, почему есть смысл в том, чтобы прекращать общение с этим человеком. Т.е. "может мне показалось" имеет шанс превратиться в "не показалось", и что теперь с этим "не показалось" делать.
5. Если в "вампиризме" обвиняют вас, может появится возможность сохранить отношения, если переместить фокус внимания на поиск возможностей для сотрудничества, т.е. взаимный поиск "триггерных мест" и дальшейших способов коммуникации с учетом их. Также появления для вас информации, что есть вероятность (NB) того, что вы как "вампир" специально можете создавать пространство небезопасности из своих мотивов (сознательных или бессознательных). И уже это знание о себе можно как-то практически применять к жизни.
6. Отсутствие токсичного ярлыка, которы может навредить человеку, когда "пострадавший" с помощью слухов пытается защитить себя и окружающих.
7. Возвращается вера в то, что можно быть сильным, большим человеком. Т.е. ты — не только тот маленький человечек, которого "вампир" использует, а ещё и можешь быть кем-то, обладающим большей силой, большей властью, чем раньше думалось.
8. Все эти пункты (с 1 по 7) увеличивают систему безопасости (зеленую), и способствуют тому, что человек чувствует у себя наличие "ресурса" и возможности действовать в своей жизни в соответствии со своими целями и ценностями.

Почему так важно признавать свою неидеальность переде ребенком, открывая то, что наши несовершенства могут ему повредить?

Потому что этим самым мы показываем детям реальность: один человек может зависеть от другого, и в этой зависимости один может нести потери.
Не "я не достаточно хороший, чтобы у меня потерь не было", а "я зависим и мои потери возникают ещё и от неидеальности другого".

И вдвойне важно после признания своей неидеальности искать способы компенсации для зависимого, или возможности сотрудничества через win-win.

Потому что через эту модель ребенок видит, что быть зависимым — это нормально, это не всегда приводит к потерям, и это происходит тогда, когда властная сторона готова признавать ошибки, покрывать потери и искать способы сотрудничества через по-другому сложившуюся реальность.

С таким ребенком не сработает уже, когда он вырастет:
— Я опоздала, надо было мне напомнить же о встрече, а теперь пойдём быстрее в магазин, пока он не закрылся.
или
— Я накричал на тебя, потому что в этом платье я ревную тебя к каждому столбу. А что ты приготовила на ужин?

Он спросит себя: отчего я вдруг сделался виноват в несовершенстве партнёра? отчего он не извинился? отчего мы не уделяем этому время, и продолжаем движение вперёд, не признав мои потери?

Это важные вопросы, неполученные ответы на которые будут фрустрировать, а значит возвращать к ним снова и снова, помогая делать жизнь более безопасной и респределяя ответственность реально.

Часть первая.

Ещё чуть размышлений про вину и ответственность.

Для меня ответственность тесно связана с виной. Если мы говорим об изолированном человеке, мы говорим про ответственность. Если речь заходит про двух людей, взаимодействующих между собой, возникает пространство для понятия, в которой происходит взаимодействие ответственностей, которые несут люди. У кого-то появляется ответственность перед кем-то, а он не может нести эту ответственность. И появляются последствия, которые сказываются не только на нем, но и на втором человеке. Например, мать несет ответственность за своих детей. Если она не может нести эту ответственность, то не только она что-то теряет или что-то приобретает при этом, но и теряют и приобретают её дети. И в этом месте появляется понятие вины, как показателя того, что некий индивид имел ответственность перед кем-то, но не смог с этой ответственностью справится. Понятие вины позволяет увидеть роли во взаимодействии и признать бессилие того, кто понес последствия от индивида, несправившегося со своей ответственностью. Понятие вины позволяет лучше видеть картину происходящего и пытаться как раз увидеть контекст. Другое дело, что понятие вины не создано для того, чтобы решить все проблемы. Оно - инструмент, а не движущая сила. Для изменения ситуации нужна не только вина. Остановка изменений только на чувстве вины заводит в тупик и стопорит развитие.

Часть вторая.

Когда поднимается вопрос о виновности, то все взгляды обращаются в сторону наказания. Это воспринимается естественным следствием вещей. Между тем, существуют другие способы использовать понятие виновности.

1. Если определился виновный, значит есть и пострадавший.
Пострадавший может нуждаться в помощи. Если это так, то стоит это сделать.

2. Если определился виновный, то есть то, в чём его обвинили. Открывается возможность посмотреть на ситуацию системно и пытаться что-то изменить не на уровне одного человека, а на метауровне.
Например, в ситуации абьюза можно говорить про культуру насилия в обществе и способах изменить эту ситуацию.

3. Метапозиция и системное видение проблемы также помогает задуматься о том, какие действия можно предпринять, чтобы снизить вероятность не попасть в ситуацию насилия и/или заранее подумать, что сделать, чтобы выход из неё был более лёгким.
Например, выстраивая более доверительные отношения с ребёнком, можно увеличить шансы, что в случае травли в школе, тот расскажет про эту травлю родителям. Большая психологическая гибкость и устойчивость, помогают пострадавшим потерять меньше в качестве жизни после ситуации, в которой был обозначен виноватый.

4. Системный взгляд может помочь увидеть, необходимо ли оказать помощь также и обозначенному как виновный. Виновность — это не повод лишать людей поддержки, если они в ней нуждаются.

Все эти четыре вещи могут быть полезными вне зависимости от того, справедливо ли был «осуждён» виноватый и вне контекста наказания виноватого. И без определения ситуации виноватый-пострадавший нет возможности выделить эти четыре вещи и адекватно видеть происходящее, а значит совершать активные действия по изменению жизни в сторону большей безопасности и сострадательности.

Я послушала что пишут о фильме «Покидая Неверленд» и вижу, что много внимания уделяется ситуации виновен-невиновен.
Я предлагаю другое: сместить фокус внимания с осуждения и наказания, и обратиться к этим четырём пунктам, что я написала выше. Их прелесть в том, что разумная их реализация в любом случае сделает ситуацию лучше, виноват ли Джексон или невиновен.

Как-то я была на волонтёрском выезде в Питере, и там у нас было задание: группе нужно было перебраться по ту сторону сетки за ограниченное время. При этом трём человекам в группе назначили роли: один должен был ничего не видеть, другой — не умел двигать ногами, а третий — не имел руки.
Сначала все были захвачены целью перелезть, а потом стало доходить, что есть в группе люди, которые сами это сделать не смогут, а для их переправки за сетку нужно продумать целый комплекс мероприятий. При этом, (какая радость!), кто-то догадался быть рядом со «слепым» и рассказывать ему о том, что вокруг происходит. Какой укол стыда я ощутила, когда поняла, что он некоторое время сидел один, не понимая, что происходит и лишь ощущая как вокруг все бегают и что-то делают.

Понятно, что задание было со смыслом. И он был про наше отношение к тем, кто уязвим, в тот момент пока общество пытается куда-то прийти и кого-то победить.

Потом, в кругу, эти люди делились своими чувствами во время этого задания. И это было крайне важно услышать!
Прошло уже, наверное, 15 лет, а я, видите, помню до сих пор.

И в момент, когда я задалась вопросом: а какую функцию выполняет моя самая слабая, самая зависимая, самая жалкая субличность, — я сначала сильно растерялась, а потом нашла опору для ответа, вспомнив этот волонтёрский лагерь и это упражнение.

Итак:
1. Самый беззащитный является лакмусовой бумажкой происходящего. Он первый, по которому бьют всякие перекосы. Его чувствительность к этим вещам может сделать его сигнализацией, звенящей о том, что надо обратить внимание на происходящее.
2. Самый беззащитный требует заботы. Благодаря ему остальные вспоминают про человеческую уязвимость и могут проявить сострадание, которое увеличит их силу и устойчивость, возвращая в том числе и к возможному переосмыслению целей, к которым они движутся.
3. Самый беззащитный нуждается в заботе. Он будет напоминать о том, что человеку нужен человек и двигать в направлении поиска «своих».
4. Самый беззащитный может быть якорем переключения состояний. Когда он проявляется, когда есть возможность его увидеть, то уже есть возможность выбирать, из какого состояния хочется действовать сейчас.

Даже самые «бесполезные» в обществе не бесполезны для этого общества.

P.S. И, наверное, самое интересное для меня в том, что это одна из немногих субличностей, которая не может быть в принципе сама по себе. С ней рядом кто-то должен быть, чтобы увидеть, чтобы понять, чтобы проявить. Это очень о человеческой природе, очень о том, что никак не может существовать «изолированный» человек.

У меня настроился фильтр на человека, с которым можно иметь дело и на себя ту, которая будет рядом с таким человеком: этот человек умеет
а) признавать свои ограничения
б) распознавать свои потребности и выстраивать из них приоритеты
в) соблюдать договорённости со мной
г) уметь предложить новое сотрудничество до момента взаимовыгодных условий, если предыдущие договоренности вдруг потеряли актуальность
д) если эти новые договоренности не могут быть определены, с достоинством придерживаться предыдущих договоренностей, не делая в этом виноватой меня.

То бишь, если меняются условия, этот человек остаётся гибким. Он с одной стороны не "терпит", пытаясь удержать в руках ускользающую иллюзию своего идеального Я, что чревато или не выполнением договоренностей, или выполнением их с кислой миной на лице и ощущением, что партнёр во всем этом виноват. С другой стороны он не отказывается от договорённостей — он ищет новую форму взаимодействия.
Например:

"Я знаю, что я должен был помочь тебе на этих выходных перевезти шкаф. Но внезапно в город приехал мой давний друг, с которым мне очень нужно увидеться. Поэтому давай я найму перевозчиков, которые погут тебе сделать это быстро и чисто?
Нет? Этот шкаф ты не можешь доверить посторонним людям, поэтому хочешь, чтобы именно я приехал, верно? Хорошо, ты не против, если я позову друга тоже помочь, так мы и с ним встретимся, и я выполню договоренность?
Против? Ты сейчас не в форме, чтобы видеть других людей? Тогда да, я приеду один к тебе помогать со шкафом."

Ещё я научилась отказываться поддерживать идеальное "Я" у других людей. Т.е. пытаться держать лицо и делать вид, что я легко со всем справлюсь, чтобы другому не стало плохо или неудобно от его невыполненных обязательств. Вот эта поодержка иллюзии чужого идеального Я она мешает этой гибкости, о которой я писала выше. Они не могут существовать одновременно. Чтобы перестраивать сотрудничество важно признавать свои потребности и отстаивать свои потребности. Если также пытаться упихать неупихуемое и пытаться подавить страдания от несоблюдения договоренностей другим, то это тоже самое взращивание иллюзорного идеального Я, но теперьу же не им, а вами.

И опять же, что происходит, если у нас отсутствует злость и горевание от несоблюдение договоренностей другим человеком — это говори о том, что он нам не ценен в этом качестве. И с одной стороны мы стараемся избежать его страданий по поводу того, что он неидеальный человек, а с другой стороны, отказываем ему в признании его ценным и важным для нас, отказываемся от контакта с ним.

И для меня ранить человека в его неидеальное Я — это тоже акт сострадания, потому что я в этом случае одновременно и подтверждаю его ценность и важность, а также подтверждаю свою ценность и важность, отказываясь от своей иллюзии идеального Я, и тем самым раня в чем-то и себя тоже.

Если вернуться к гендерному вопросу, то считается "женской мудростью" не замечать несоблюдения договоренностой у мужчин, взращивая у них иллюзию грандиозного Я. Но такая ли это действительно мудрость, если это лишает отношения ценности друг друга, лишает контакта, лишь надувая иллюзии?

И как всегда в контакте между двумя людьми встаёт такой вот выбор: я хочу действительно быть ценным и ценить другого или я хочу быть идеальным и считать идеальным другого. Как мы видим из предыдущих рассуждениях ценность и идеальность - это далеко не одно и тоже.

В ситуации, когда почва уходит из под ног, мы автоматически идём вслед за тем, кто предъявляет себя как устойчивого уверенного лидера.

В связи с этим возникает проблемы:
1. Как случайно не пойти за тем, за кем не хочется? Или туда, куда не хочется?
2. Как самой(-мому) стать тем, за кем пойдут те, кто от вас зависят?

Ответ простой и сложный одновременно: находить устойчивость в неопределённости.

Слова типа: «Я ещё не решила», «Я беру время подумать», «Я дам ответ позже», «Сейчас самое время начать сомневаться», «Мне нужно всё осмыслить» — нормальны и являются важной частью прохождения этапа выбора.

Если замечать те чувства, которые приходят в связи с этой ситуацией (а это бывает и стыд, и вина, и страх, и злость), то можно найти опору даже в сомнении и отстаивать себя сомневающуюся.

Я, например, дорого плачу, если перескакиваю этот этап.
Например, я могу наругаться на дочь, когда она в очередной раз спросит: «Так куда мы поедем?», вместо того, чтобы самой сказать: «Я ещё решаю, через час я смогу дать ответ».

Или если я в замешательстве на новом месте, то человек, который оказался в этот момент рядом со мной, может сказать: «Если ты не знаешь, то я знаю: мы идём туда и туда. Я уверен, нам там будет хорошо».
Если мы доверяем этому человеку и готовы столкнуться с тем, что в итоге «там» будет не так уж хорошо — это одно, но если нет, то можно в этот момент отсоединиться от него, чтобы найти себя, а потом принимать решение: «Я сейчас растеряна и хочу побыть в этом состоянии. Давай чуть-чуть посидим на лавочке, пока я приду в себя. А потом я смогу решить, чего я хочу».
Делать паузы — нормально, сомневаться и быть нерешительной — нормально, иметь свой темп жизни, который отличается от темпа жизни других людей — тоже абсолютно нормально.
Человек уязвим, если он растерян и подгоняет себя в принятии решения.
Этим могут сознательно или нет пользоваться другие люди.
И это тяжело переживается теми, кто от нас зависит и является нашим ведомым.

Опора не обязательно должна быть в виде однозначной ясной цели. Опора может быть в любом состоянии, если мы способны его актуализировать и принять.

Поняла недавно, что между мной и моей дочерью нет того, что можно назвать "послушный ребёнок". Если говорить сложным языком — такого слова нет в нашем дискурсе. Мы такими категориями не мыслим.
Зато Варя — ребёнок с которым легко договориться.
И это не просто характетистика моей дочери, а моя огромная работа, потому что:

1. Предлагать договориться о том, что ущемит базовые потребности ребёнка — это халатность родителя или даже абьюз.
Поэтому если ребёнок устал, если ей категорически не хватает общения со мной, если она не хочет куда-то идти, потому что там может быть совершено над ней насилие (эмоциональное, например), если она голодна, если она должна собой перекрыть мои потребности — то договор даже не предлагается. Потому что есть нужды ребёнка, которые стоят в приоритете, и игнорировать их, предлагая ребёнку договор — это девальвация самого понятия "договор".

2. Для того, чтобы можно было договориться должны быть предложены реальные варианты, которые действительно покроют потребность ребёнка.
Т.е. предлагать "А давай ты не пойдешь гулять на улицу, а вместо этого посидишь тихо в уголке, не мешая мне", — нууу, вы понимаете, не вариат совсем. Важно почувствовать потребность ребёнка и предложить альтернативу: "Я предлагаю тебе вместо того, чтобы идти на улицу, позвать Машу в гости, и поиграть у нас дома", — в случае, например, если моя дочь, выходя на улицу, хотела закрыть потребность в общении с подругами.

3. В договор не включается выбор между совершением действия или столкновения с последствиями бездействия. Это не договор, это констатация факта.

"Давай так: ты не моешь сейчас тарелку, но когда соберешься мыть её потом, то на ней гречка вся засохнет, и ты замучаешься потом всё это отмывать".

Такая фраза может существовать. И я сама активно пользуюсь констатацией факта, когда ребенок сталкивается с естественными последствиями. Но нужно понимать, что это не договоренность. Понимать именно что для самих себя, потому что договорённость — это взаимовыгодные вещи, а не посредничество между ребёнком и реальностью.
Например: "Ты можешь взять мою ручку, но положи её потом мне в сумку, она мне понадобиться завтра на учебе".

4. Я не злоупотребляю договором, если что-то сделать просто, и это банальная забота о ребёнке.
Если ребёнок может помыть посуду позже, но всё дело только в гречке, то я скажу ей, что стоит налить в тарелку воды, чтобы не было сложности сделать это позже.

5. Я даю обратную связь по тем вещам, которые важно отметить: я говорю о том, как это важно, что она может сама выбирать что-то, что полезно для неё, оставляя на втором месте, что не принесет выраженной пользы. Говорю, что это взрослое поведение. И что я горжусь ею.
Например, если она озвучивает: "Я больше не буду смотреть мультики, потому что иначе мы задержимся, я не лягу вовремя и не высплюсь", — то внутри я ликую, но и наружу я тоже выдаю свою радость и справедливо сообщаю, что не все условно взрослые способны на такие поступки.

6. У меня в принципе мало ограничений. А те, которые есть, имеют своё разумное обоснование. На каждое "я хочу так" имеется своё "для того, чтобы". И да, "для того, чтобы мне отдохнуть" или "для того, чтобы я смогла встретиться с друзьями" — это по-моему хорошее обоснование :)

7. Честность и выполнение обзательств.
Если я обещала сделать что-то для ребёнка, особенно если это была именно договоренность, то это нужно делать. Поэтому важно оценивать свои ресурсы, в том числе и ресурсы памяти. Я записываю обещанное. Я не обещаю то, что не уверена что, смогу выполнить, потому что могу работать, могу устать, могу не иметь денег на это и пр. А если вдруг я всё-таки что-то не смогла выполнить, то прошу прощения, говорю, в чём именно оказалась не права и почему, рассказываю, когда теперь смогу это сделать, и если нужно, компенсирую нанесенный вред.
Про честность даже не могу привести примеров. Это такая глобальная вещь, нужная для построения доверительных отношений и договоренностей, что если ребенок узнает, что было вранье (а он узнает, потому что лгать очень и очень сложно, потому что это сражение с реальностью, а реальность обычно побеждает), то восстанавливать доверие и принять то, что многие эффективные инструменты для взаимодействия не будут работать, придется ещё очень и очень долго.

8. Укрепление привязанности.
Чем больше и чем здоровее ребёнок привязан к нам, тем больше он готов идти на договорённости, потому что это легко делать, когда есть чувство безопасности, легко, когда хорошие отношения с мамой, легко, когда ребенок знает, что вы с ним рядом, что бы ни случилось.
Если кто ещё пока не знает как укрепить привязанность, то очень много информации есть у Гордона Ньюфельда и на сайте "Заботливая альфа".

9. Я легко принимаю отказ от заключения договора. Иначе ребёнок будет идти на него, чтобы меня не расстраивать. Будет много лишнего напряжения, и, опять же, девальвация понятия "договор".

UPD: 10. Я впитываю много знаний и ищу их, чтобы недостоверная информация не вредила ребёнку и нашим с ним отношениям. Если я буду знать, что дышать горячими парами над картошкой вредно, а не полезно, то мне и не придётся договариваться с ней об этом. Если я знаю, что могу не париться, когда и сколько ребенок ест сладкого, то нашим отношениям не может повредить мой отказ дать конфету перед ужином.

Вроде всё.
Как, оказалось много всего, что встроено автоматом в мою жизнь :) А из-за того, что встроено, почти не требует от меня напряжения, зато даёт очень и очень хороший результат.

Вчера Варе было сложно доехать на лечение в глазную клинику. Она устала после школы, кружок, который она так долго ждала, не понравился, болели ноги, хотелось есть и на площадку к подружкам, а не это вот всё.
Я её поцеловала в макушку и сказала: «Что-то ты протухла совсем». «Ага», — ответил ребёнок, — «ужасно тухлая». «Как тухлый персик!»* — сказала я, нюхая в макушку.
Варя явно взбодрилась.
«Да! Я тухлый-тухлый персик!»
«Мой любимый тухлый персик, который ужасно устал и который не хочет ехать в клинику. Я тоже устала и не хочу ехать. Я тоже тухлая. Только не персик, а что-то ещё».
И мы довольные начали подбирать мне фрукт.

Вот так мы с ней разместили и приняли её недовольство, продолжая двигаться к нашим ценностям.

(*мем у нас с ней такой есть - пахнуть тухлыми персиками).

#диалоги

Я сегодня ночью поняла, что одно из самых бесполезных предложений ребёнку является вот такое: "Ты не должна бояться просить у меня что-то. Если нужно, спрашивай".
Нет, нет, нет. Это не ребёнок должен не бояться что-то сделать, а я, взрослый человек, имеющий власть, должна очень сильно стараться для того, чтобы создать все условия к тому, чтобы ко мне не боялись приходить.
Потому что будут бояться.
Потому что у меня власть.
Потому что я устанавливаю границы и правила. Потому что я могу отвечать нет. Потому что я классическая неидеальная мама.

И сегодня до меня дошло, что это абсолютно нормально, что ребёнок боится что-то просить у родителя. Это проистекает из отношений власти и иерархии.
Не нормально, если родитель будет пользоваться этим страхом, а не пытаться его минимизировать.
Скинуть ответственность на ребенка словами "ну ты приходи и проси" не получится. Эти слова просто бесполезны, потому что если бы он мог, он бы пришел и попросил. А если не приходит и не просит — это не потому что не додумался до этого, а потому что считает, что это небезопасно.

Мы, взрослые, лидеры должны инициировать ситуациию обратной связи. Должны первыми предлагать варианты сотрудничества и организовывать безопасное пространство, где можно высказать свои желания и просьбы. Не ведомый. Нет. Это не его ответственность, а наша.

Абсолютно тоже самое можно перенести и на другие иерархические отношения.

Вчера на лекции «Современная КПТ детей и подростков» из зала задали вопрос, который, как мне кажется, является отражением того, что происходит в «продвинутом интеллектуальном» обществе нынешней России. Звучал он примерно так: «В популярной психологии говорится о том, чтобы идти вслед за своими чувствами, верить себе, и если не хочешь чего-то делать, то не делать этого. А вы говорите, что стоит напрячься и сделать нужные вещи. Где та грань, что отделяет одно от другого?».

Ведущая удивилась и озадачилась.
«А почему, — спрашивает она, — надо потакать себе? Это какой-то научно-обоснованный метод? Если ребенку с сепарационной тревогой мы разрешим сидеть дома и не идти в школу, то мы не поможем так ему. Мы будем на стороне избегания, и сделаем хуже» (слова, как я помню и поняла, потом как видео выложат, перепечатаю как есть).

Человек так часто сталкивается с тем, что по отношению к нему совершается насилие, когда он перестаёт слушать и слышать себя и свои желания, что мысль о том, что в процессе и в результате терапии снова придется действовать иначе, чем хочет тело, говоря с нами языком чувств, — вызывает огромный протест.
Последние десять лет я так часто вижу, с каким удовольствием и облегчением люди слушают, читают, пишут о том, как важно прислушиваться к себе, верить себе, идти за собой, и понятно почему мысль о том, чтобы снова напрячься, вызывает отвращение.
Люди переели, в них больше не влезает «надо».

Но между усилием и насилием есть разница, вроде маленькая, но меняющая очень и очень много — цель, выраженная через ценности.

Если эта цель не совпадает с ценностями человека или убирается из фокуса внимания, заменяясь на «бегу от», то усилия воспринимаются как насилие.

Возвращая себя к целям и ценностям, подвергая проверке эти цели (действительно ли Я этого хочу, действительно ли я ЭТОГО, хочу) можно легким движением фокуса внимания возвращать себя в поле действия, а не насилия над собой. Чувства при этом признаются, видятся, им отдаётся должное и для них есть место. Но если заниматься только чувствами, убирая цели из фокуса внимания, то можно застрять в бездействии, которое может быть вредным и неэффективным.

Точно также бывает вредно ждать особого чувства, чтобы заняться каким-то делом. Многие люди, зарабатывающие творчеством, скажут, что аппетит приходит во время еды и если ждать, что вдохновение само придёт, то сделано будет не так уж много.
Тоже может быть справедливо и для секса, и для уборки в квартире, и для работы, и для заботы о близком. Если есть вещи, которые человек определил для себя как важные, то они не обязательно будут делаться с удовольствием и радостью.
Для того, чтобы зарабатывать деньги не обязательно любить свою работу. Бывает достаточно того, что она приносит деньги.
Для того, чтобы заботиться о ребёнке, не обязательно любить его и испытывать непроходящий кайф, возя машинкой по ковру. Будет достаточно, если родитель будет делать то, что он посчитал нужным и без удовольствия. А там, может, и придут мысли, как делать это с большей радостью. Но это не обязательно.
И если нет радости от родительства — это не значит, что родитель плохой или плохо выполняет свои дела. Это значит, что просто нет радости от родительства. И человек выбрал выполнять эти дела, возможно потому, что у него есть ценность и понимание важности этих дел.

И точно также мы, взрослые, заботящиеся о детях, выделяем ценности, важные для ребенка, исходя из заботы о нём, и вместе с ним идем по пути к этим ценностям, даже если ребёнку это не нравится. Принимая при этом его чувства и оставаясь сопереживательными и сострадательными.
В этом тоже выражается наша любовь, сила и мудрость.